У меня адаптация была полным ходом. В основном, чувство вины перед биосыном добивало. Прошло это окончательно, когда сам сын адаптировался и принял нового члена семьи как данность.
А еще было трудно физически, но в основном – морально. И, как следствие, мысли: «А надо ли было все это затевать?»
Вспоминала сладкую безоблачную жизнь с одним ребенком (которому было уже на тот момент три года), и слезы отчаяния наворачивались. Мысли вернуть дочку никогда не было. С самого начала был настрой — что бы ни было, но это навсегда, и обратного пути нет.
Наверное, было не так тяжело еще. Хотя тогда мне казалось — ОГО-ГО! Из депресняка вытаскивала себя за уши одной мыслью — какой бы негатив сейчас ни пёр в голову, все это адаптация, это пройдет, это временно.
Дочка дома уже второй год. Когда привезли ее домой, ей было 10 месяцев. Все это время благодарю судьбу, что она отправила мою девочку именно в этот домик. По крайней мере, мне сложно объяснить другими обстоятельствами тот факт, что у нее было очень мало признаков детдомовского ребенка.
Да, она предпочитала засыпать одна в кроватке. А сейчас предпочитает спать с мамой. Мы с ней вместе ложимся на кровать, разговоры разговариваем, сказки-песенки. Потом я целую, желаю спокойной ночи и ухожу. Засыпает сама, это так и осталось. Если я буду рядом, засыпать будет часа полтора, а так — минут десять.
Юля не прятала глаза, смотрела с интересом.
Не сидела на руках, отталкивала. Не помню, когда это прошло, как-то все постепенно. Видимо, не так быстро. Сейчас постоянно на руках.
Дочь не бежала к чужим. Скорее, побаивалась и дичилась минуты три. Потом, если я рядом, могла поиграть с гостями, пойти с ними в другую комнату.
Если ее что-то не устраивало или огорчало, то орала так, что картины со стен падали.
Очень быстро научилась целоваться. Правда, первое время меня целовала редко, а оттачивала мастерство на папе, в основном.
Был у нас странный сценарий в случае слезной обиды. Если ударилась или еще что — слезы и бежит ко мне. Но не на ручки, как домашний ребенок. Не в объятия. А хватает за руку – и бежать со мной. Все равно куда. Как будто что-то ищет.
Мне казалось, что она просит отвлечь ее, помочь в переключении на другой объект, на игрушку. Видимо, так делали воспитатели в ДР. Закрепилось.
Сейчас, конечно, уже такого нет. Прибежит, жалуется, головушку на колени положит или на руки заберется, за шею обнимет, носом шмыгает.
Папу полюбила с самого начала и безоговорочно. Но она вообще мужчин жалует. В ДР мужчин мало, дети их видят редко. Поэтому некоторые дети, выйдя в большой мир, или бояться их, или, наоборот, мужчины вызывают интерес. Моя пошла по второму пути.
Адаптация прошла. Что осталось из старой жизни? Из того, что я вижу, так это, пожалуй, повышенная тяга к новым людям, которые готовы с ней поиграть. Конечно, любые дети рады, когда приходят гости и играют с детьми. Это всегда новые игры, новые впечатления.
Но У Юли это иначе. Присмотревшись к новому гостю, она начинает играть и уже готова все свои слезы и все свое расположение нести к новому человеку. Она как будто забывает про меня. Если я о себе напоминаю, беру ее на руки, плачущую , когда она ударилась, то она может оттолкнуть меня, сказать: «Нет, я хочу к той тете». И побежит к новому человеку, чтобы пожалел.
В целом Юлька легко адаптировалась в нашей семье. Друзья говорили, что она как будто всегда у нас жила.
Медовый месяц был, наверное, неделю. Потом тяжело было первое время. Заедало чувство вины перед сыном. Ну и прочее… как у всех. Через пару месяцев стало полегче. Закончилась ли моя адаптация окончательно на данный момент, не знаю. Когда дети капризничают и вредничают — любому родителю не нравится, и, естественно, это раздражает. А самоконтролю надо просто учиться. Меня это не беспокоит как раз.
Но иногда волной проходит неприятное чувство. Что-то внутренне беспокоит…
Долго не могла понять, откуда и как самой себе объяснить этот дискомфорт. Недавно поняла. Я продолжаю сравнивать детей по степени их уникальности для себя. Не знаю, как это объяснить…
Вот я не могу представить на месте Андрюшки никакого другого ребенка. То есть, скорее, могу, но в душе появляется паника, опустошение и ощущение страшной потери. А когда представляю, что мы взяли бы не Юлю, а какую-то другую девочку, в душе нет ужаса. То есть, она для меня не так уникальна?.. Теоретически, ее могла заменить другая с таким же успехом? Меня действительно это мучает. Я не знаю, адаптация это или уже что-то другое. Может, времени мало прошло…
Я не могу сказать, что живу с этим постоянно. Я смотрю на дочку и умиляюсь, замираю, просто люблю. Но даже те редкие моменты, когда накатывает это что-то, мне не приятно. Причем, естественно, это не связано с поведением ребенка или еще чем-то извне. Просто это во мне и только во мне. Успокаиваю себя мыслью, что мало времени все же прошло, основное прорастание впереди.
Биологические дети – это тоже случай. Оплодотворись другая яйцеклетка, и родился бы другой ребенок. Тоже твой, но ЭТОГО уже никогда не было бы. Ужас-ужас.
Пытаюсь перенести нечто подобное на Юляшу. Представляю, что та женщина ведь могла сделать аборт, и этой девочки никогда не было бы. Становиться грустно и плаксиво. Не больше. А хочется больше. Хочется испытывать животный страх. Пока его нет. По крайней мере, вот так, умозрительно.
Конечно, когда она у меня упала зимой с санок и разбила губу, я была в жутком шоке от страха за нее. Я тогда в первый момент не поняла, что только губа разбита. Поллица в крови, комбинезон кровью испачкан, во рту кровь… А когда разобралась что только губа расквашена, вместе с ней и разревелась. Доча от этого сама оторопела и замолчала.
Возможно, я ставлю для себя сверхзадачу. Психологи все в одни голос говорят, что приемный ребенок никогда не станет для родителя совсем как биологический. Но я верю в чудо и его жду.