Мы хотели ребенка с первого дня совместной жизни. Мы не просто не предохранялись – сразу сознательно, оба, ждали беременности. Когда она наступила и прервалась на седьмой неделе в четвертый раз – мне вынесли приговор – «хроническая невынашиваемость».
В пятый раз я легла в стационар, едва забеременев. Врачи сделали все, что вообще можно сделать в такой ситуации. Я, минимально двигаясь, лежала в больнице. Знала, что жду мальчика. Надеялась, что ушивание мне его сохранит. Врачи хвалили меня, говорили, что редко бывают такие покладистые и исполнительные. Когда я узнала предположительный срок родов – завела карманный календарик. Это было самым главным в жизни – проснувшись утром, вычеркнуть еще один день, разделявший моего ребенка и этот мир. Мы давно выбрали ему имя – и я называла его по имени, и ощущала, как живущего, настоящего, бесконечно родного…
В этот раз была замершая беременность. На сроке 23 недели.
Больше я не пыталась забеременеть. Мы даже стали предохраняться по рекомендации врачей. И жили так, словно никогда и не собирались стать родителями. Вернее – это я так жила. Он – моя школьная любовь, которого я ждала из армии — ушел от меня к девушке, которая ждала его ребенка. Через два с половиной года после тех 23 недель.
Я, работая, заочно закончила институт – и нашла радость жизни в работе с чужими детьми. Очень быстро «доработала» до завуча школы по воспитательной работе. В школе почти жила. Оправилась и ощутила вкус жизни. И радовалась каждое утро, что уже можно бежать на работу. Было очень много интересного, были недолгие отношения с мужчинами, но семейная жизнь меня действительно больше не интересовала.
В тот год мне исполнилось 35. Уже больше десяти лет жизнь моя протекала ровно, без потрясений и расстройств. Я и думать забыла о том, что бывают неприятности. Отпуск проводила в лагере, заботилась о себе сама – и очень мне все это нравилось.
Однажды вечером с задушевной подругой, социальным педагогом нашей школы, проводила «рейд» по «трудным». Первым в списке был особенно неприятный подросток. Про себя я звала его «крыса», потому, что он мне очень ее напоминал: нижняя челюсть у него стояла гораздо глубже верхней, и нос из-за этого выдавался вперед. Был он циничным и бесконечно ленивым. Подруга моя тоже терпеть его не могла. Но – надо, значит надо.
Возле двери стояла группа людей. В дверь звонили и стучали кулаками. От людей мы узнали, что в квартире снизу с потолка кухни потоком льется вода. Кто-то предложил взломать дверь, но ломать никто не стал – подошедший сантехник перекрыл воду в подъезде. К концу этой суеты мы увидели нашего ученика. Он поднимался по лестнице. В одной руке пакет, в другой – сигарета. Увидев меня, лениво затушил сигарету о перила, грубым голосом сказал: «Что?» Подруга начала работать, я молча наблюдала за действиями подростка, перебирая в голове возможные варианты воздействия. Он открыл дверь. Соседка снизу ломанулась в квартиру и тут же дико закричала.
Дальше события разворачивались со скоростью звука: я увидела ноги, парень бросил пакет и кинулся в коридор, соседка набирала номер на сотовом, подруга тоже вскрикнула, и тут я осознала, что в коридоре висит человек, мать нашего ученика. Милиция прибыла довольно быстро, парень рыдал, лежа на полу в коридоре, подруга присела рядом с ним, я набирала телефон директора школы, но у нее все время было занято.
Как-то так получилось, что следующая картина, которую сохранила моя память – как мальчишка сидит на диване у меня в квартире, взявшись за виски, и слегка покачивается, а я расстилаю ему этот самый диван. Потом наливаю воду, добавляю туда пустырник и валериану, и прошу его выпить – и он, с ненавистью глядя мне в глаза, матом посылает меня…
В моем характере есть это – мужское – ценность трудной победы. Не знаю, что бы было, если бы он меня тогда не послал. Но после этого мне необходимо было самой себе доказать, насколько я состоятельна как педагог. Я вышла в кухню и набрала нашего школьного психолога. Девочка она была молодая, но умная, и я получила не просто помощь, а настоящую программу действий. Не сразу – в течение нескольких часов над этим работала и сама девочка-психолог, и ее преподаватель, насколько я поняла, и даже кто-то из службы скорой психологической помощи.
Дальнейшая жизнь состояла из кусков – мгновений. Помню все, но как-то рвано, эпизодами. Что было между ними – как провалилось.
Вот утро, милиция, берут показания, сухие сведения – фамилия – сказал – имя, отчество – сказал (у меня спокойное состояние, я знаю, что правильно работаю). Дата рождения… и меня окатывает жаркой волной воспоминаний – это срок родов, мой ребенок, который прожил 23 недели внутри меня, должен был появиться на свет в этот день! И в этот же год! – обратная перемотка – имя! – это его имя, то, которое мы выбрали когда-то, невероятное открытие, удар молнии, вспышка – это ненавистное мне создание, объект работы – мой сын. Не захотел родиться у меня, но это – мой ребенок!
С этого момента прошло уже несколько лет. Для того чтобы описать все, что произошло за это время, надо написать роман формата «Война и мир». Война и сейчас есть – подросток есть подросток, не может не воевать.
На кладбище я уже знала, что никогда не оставлю его. Уже была (откуда?) такая любовь к этому злющему мальчишке, такое страстное желание прижать к себе его немытую голову – и целовать в макушку за все утраченные годы…
Самое трудное было – уговорить остаться со мной. Ушел в приют, как только предложили, а я ходила к нему, и просила, и однажды услышала, как небесную музыку, грубое-грубое «ладно».
Очень трудно «дотянули» до лагеря. Там он заболел, и я несколько дней провела, разрываясь между ребенком и работой. И впервые увидела, что он ждет меня, радуется, что я пришла. Я описать не могу ту волну нежности, которая захватывала меня, когда он, повернувшись на звук открываемой двери, краешками губ улыбался, видя, что это я. Только тогда я смогла дотронуться до него, он позволил поднимать себя за плечи, чтобы выпить лекарство, обтирать грудь и спину влажным полотенцем – и (какое счастье!) – называть себя ласковыми словами, не реагируя на это шипением и грубостью.
Он носит сейчас брекет-систему, есть надежда, что и прикус неправильный этим немного скорректируется. Но и с таким – он красавец. Пусть только попробует кто-нибудь в этом усомниться. Я поменяла школу. Не хочу, чтобы кто-нибудь вокруг нас знал нашу историю, хочу, чтобы все знали, что это – мой сын. У него была не самая благозвучная фамилия. Он охотно сменил ее при усыновлении на мою.
Мой сыночек, мальчик мой родной, такой умный, честный и добрый — не могу поверить, что заслужила такое счастье. Его подростковая грубость временами – и та вызывает во мне только желание поддержать в той трудности, что ее (грубость) вызвала.
Я счастлива. Жизнь моя полна счастьем материнства настолько, что больше ничего я не хочу. Только не потерять это. А мечтаю теперь еще только о дочери – той, что будет женой моему мальчику. И не думаю, что с моей работой я смогу им надоесть.
Автор: fostermama
